Сегодня суббота. На птицефабрику, где она изнуряла себя многочасовой работой, ей предстояло выйти только в понедельник. Зарплату она получила вчера вечером, а сегодня от нее не осталось ни стотинки – Меттин выгреб все из ее кошелька. Да еще и ударил по лицу напоследок, когда она попыталась отвоевать хотя бы пять левов на сигареты.
Она сидела на скамейке, голодная, обкурившаяся дешевыми сигаретами. Глядела на резвящихся вокруг детей и умиротворенных мамаш и бабушек и с горькой усмешкой думала, что никто из них и не подозревает, как она, маленькая Мирем, богата. Просто-таки баснословно богата. Стоит ей только немного набраться терпения, как жизнь ее изменится, и чудесно вернувшееся прошлое подарит ей сияющее будущее…
Она плотнее запахнула свою кожаную курточку и откинулась на спинку скамейки. Подставила лицо все еще теплому, пусть и ноябрьскому солнцу, закрыла глаза, и тотчас память подарила ей цветную картинку: залитое солнцем кафе в Приморском парке и сидящая за столиком русоволосая молодая женщина с чашкой в руке.
Лена.
К счастью, Костров оказался нормальным мужиком и вдобавок профи. Он понял меня, схватился за работу, и уже к вечеру первого ноября у нас были снимки с камер наблюдения гостиницы «Геро». Знай я, что мы с Леной все это время были под прицелом камер, давно предложил бы изменить место наших встреч.
Фотографии были довольно четкими, на них даже можно было разглядеть маленькую родинку на Лениной щеке. Сердце мое билось, когда я видел ее, стремительно входящую в холл, с сияющим лицом, счастливую. Вот она остановилась у стойки администратора, что-то быстро сказала девушке за стойкой и, зная уже, что я поджидаю ее в номере, стала подниматься на второй этаж. Это была наша последняя с ней встреча. Неделя тому назад.
Костров сообщил, что побывал в «Геро» и поговорил с администратором, которая, в отличие от меня, знает фамилию постоянной гостьи, а также ее паспортные данные. Странно, что в первую нашу встречу он не задал мне главный вопрос: почему вы сами, господин Туманов, не догадались спросить фамилию вашей подруги у администратора гостиницы? Почему не поинтересовались записями в журнале гостей? Признаюсь, мой ответ выглядел бы бледно, неумно. Я-то предполагал, что Лена потому и выбрала именно эту маленькую и скромную гостиницу на отшибе, что там не требуется паспорт. Наивный я человек.
Итак, ее полное имя Елена Сергеевна Львова. По паспорту ей тридцать два года. Что ж, она была честна со мной, когда сказала, сколько ей лет. Сейчас я уже и не вспомню, по какому поводу мне пришло в голову этим интересоваться.
Конечно, она была замужем. Ее муж – Николай Петрович Львов, предприниматель, владелец сети аптек «Фарма-Гален». Понятное дело, эту информацию Костров почерпнул уже не из записей в гостиничном журнале, а пробил по своим каналам. Каждую следующую порцию сведений я усваивал с трудом. Сознание отказывалось воспринимать реальность: наличие в природе мужей с аптеками и правами на своих жен. Об унизительной для женщины купчей на бланке с водяными знаками – свидетельстве о заключении брака – и не говорю.
Получалось, что она кому-то принадлежала, как вещь, и на это имелся соответствующий документ. А я, по всей видимости, время от времени крал ее для своего удовольствия, не задумываясь об истинном положении вещей. Иначе говоря, жил так, как мне удобно. И это просто чудо, что наши с ней желания полностью совпадали.
Костров оказался хорош еще и тем, что ничем не выдал своего удивления, как будто наша с Леной договоренность – это самое обычное дело. Он просто работал, добывал информацию, словом, искал мою любовницу так, как если бы она действительно исчезла бесследно.
За окном стемнело, все-таки ноябрь. Ефим Борисович включил большую настольную лампу на рабочем столе. Все вокруг окрасилось желтым, стало как будто бы даже теплее. Мы сидели в этом кабинете уже целый час, и все это время он задавал мне вопросы, не связанные с Леной напрямую. Думаю, он просто тянул время – ждал звонка. И, наконец, дождался. Послушал, что скажет его человек, быстро что-то записал в блокноте, поблагодарил и нажал отбой.
– Она арестована. Вернее, задержана по подозрению в убийстве мужа. Сейчас она в камере предварительного заключения. Мы узнали главное: она жива и здорова!
Он сиял, а мое лицо свела судорога отчаяния.
– И что теперь? Я могу ее увидеть?
– Не уверен. Но мы можем ходатайствовать о том, чтобы ей сменили меру пресечения на подписку о невыезде. Вот этим я могу заняться немедленно.
– Пожалуйста, займитесь.
– Хорошо.
На этом наш разговор должен был закончиться. Он ясно дал мне понять, что ему нужно работать и я больше ничем не могу ему помочь: все, что его интересовало в связи с делом, он уже узнал.
– Вы поедете к следователю? Когда? Я могу поехать с вами?
– Можете.
– Прямо сейчас? Ефим Борисович, умоляю вас! Она в камере, но это же дикость!.. Лена не могла убить своего мужа. Она вообще никого не может убить, это слабая, хрупкая женщина. Пожалуйста, поедемте прямо сейчас к следователю.
– Не уверен, что он на работе, все-таки половина восьмого. Думаю, он уже ест суп у себя дома.
– Как его фамилия?
– Неустроев. Гена Неустроев, мой хороший товарищ.
– Так вы его знаете?
– Игорь, вашу подругу могут отпустить в лучшем случае завтра. И это при том, что вам наверняка придется внести залог. Точнее, пока ничего сказать не могу – все буду знать только завтра.
Но я не мог вот так вернуться домой, зная, что Лена в камере и что ее подозревают в убийстве. Я должен был выяснить все. К счастью, мне удалось уговорить Кострова позвонить Неустроеву. Через полтора часа мы уже поднимались в его квартиру.